Через несколько шагов впереди послышались голоса. Осторожно выглянув,
они с Томасом рассмотрели три широкие ямы с оплавленными краями. Возле
одной лежал старый хромой черт, сонный и вроде бы даже пьяный, там было
тихо, возле второй ямы стоял ряд молодых чертей. Время от времени оттуда
пытался вылезли человек, черти с удовольствием втыкали к него трезубцы,
Томас слышал отвратительный хруст, когда острое железо втыкалось в плоть,
и несчастный с криком летел вниз.
Возле третьей творилось что-то дикое. Черти стояли в три плотных
ряда. Из норы постоянно выскакивали люди. Иные с помощью других ухитрялись
перескакивать через головы первого, а то второго ряда, но их доставали
трезубцы третьего. Черти в мыле, мокрые, запыхавшиеся, мускулистые тела
лоснились от пота. Все лупили трезубцами, не переставая, передохнуть
никому не удавалось.
Томас ахнул:
— Что здесь творится? Отвечай!
Иаред проблеял услужливо:
— Не извольте гневаться, ясновельможный! В этой яме казнятся
согрешившие иудеи. Подлые, гадкие, вы ж знаете! Ну, они народ дружный,
помогают друг другу. Когда один приподнимется на ступеньку, сразу других
тянет...
— А во второй?
— Там европейцы, ясновельможный. Всякие там рыцари... э-э...
доблестные рыцари, наделенные всяческими добродетелями. Но гордые
европейцы каждый сам по себе, потому выкарабкиваются в одиночку.
Томас указал на старого черта, что дремал возле первой норы:
— А почему оттуда не лезут?
— Там славяне,— ответил Иаред.
Он умолк, словно уже все было понятно, но Томас грубо тряхнул его за
шиворот:
— Ну и что? Не поверю, что славянам нравится в дерьме сидеть!
— Кому нравится? — удивился Иаред.— Просто у славян, особенно у
русских, тоже одна особенность... Как только один начнет вылезать, другие
тут же за ноги стаскивают обратно.
Порчу кашу маслом
Бываю мил насильно
Выкидываю слова из песни
И даже делю на ноль
